Приглашаем посетить сайт
[272]
ГЛАВА 29. Публика
Зрителями драматических представлений в афинском театре были, прежде всего, граждане, а также метеки, имевшие свободный доступ в театр наравне с гражданами (Аристоф. Ахарн. 504 cл.). Вопрос о том, допускались ли женщины в качестве зрительниц театральных представлений, неоднократно разбирался новыми учеными и решался различно. Следует признать, что женщины допускались и на трагические, и на комические представления, это доказывается как некоторыми литературными свидетельствами, так и сохранившимися в афинском театре надписями на местах, принадлежавших женщинам, удостоенным проэдрии. Можно, однако, предполагать, что при замкнутом образе жизни афинских женщин частое посещение ими театра едва ли было в обычае. Допущение мальчиков в качестве зрителей засвидетельствовано несколькими достоверными показаниями древних авторов. Иностранцы, наверное, имели свободный доступ в театр, не только те, которые приезжали с какими-либо официальными поручениями, но и прибывавшие по своим частным делам. Относительно допущения рабов нет вполне достоверных сведений.
При известной любви афинян к театральным представлениям и при редком их повторении вполне вероятно, что в дни представлений театр всегда был полон. Места в древних театрах не разделялись, как у нас, на разряды различной ценности, смотря по удобству и
[273]
степени удаления от сцены: в них только места в нижних, ближайших к орхестре рядах предоставлялись лицам, удостоенным проэдрии, а между остальными не было никакого различия. Честь проэдрии предоставлялась лицам, оказавшим услуги государству (иногда наследственно), затем архонтам, жрецам и магистратам по делам культа, послам иностранных государств (иногда и целым иностранным городам), сиротам убитых на войне граждан (вероятно, на одно только представление по достижении ими возмужалости, см. Эсх. Пр. Ктесиф. 174), иногда также иностранным купцам. В афинским театре кресла лиц, имевших постоянную проэдрию, т. е. магистратов, жрецов и жриц, в римские времена снабжены были надписями, указывавшими на принадлежность каждого кресла. Для членов совета и эфебов были особые отделения (to bouleutikon и to efhbikon ; последнее, вероятно, тождественно с topoV neaniskwn), но мы не знаем, где они находились.
они были перенумерованы; с другой стороны, если бы каждому было предоставлено занимать любое место, то при входе в театр неизбежны были бы шум, толкотня и беспорядок; для устранения этих неудобств необходимо было установить какой-либо порядок в размещении зрителей; основанием для такого размещения могли служить существовавшие в Афинах подразделения гражданской общины, т. е. граждане могли размещаться по имущественным классам или, еще вероятнее, по филам; в пользу последнего предположения говорит как важное значение фил в афинской государственной жизни, так и аналогия с распределением мест в театрах римских колоний и особенно - сохранившиеся свинцовые театральные марки с названиями фил. Женщины в древнейшие времена, вероятно, сидели отдельно от мужчин в самых верхних рядах, а позднее - вместе с мужчинами (Лук. О пляске. 5); относительно иностранцев, не имевших проэдрии, на основании одного отрывка комика Алексида (у Поллукса IX, 44) можно думать, что они сидели в крайних рядах.
В Афинах, как известно, была установлена плата за вход в театр, одинаковая для всех *, именно по 2 обола в день. (Дем. О венке. 28). Лица, имевшие проэдрию, вероятно, не платили за вход. Уплатив деньги в кассу, зрители, может быть, получали в
[274]
виде входных билетов свинцовые марки с вырезанными названиями фил и должны были помещаться каждый в том клине, который был предназначен для данной филы. До наших времен сохранилось множество свинцовых вещиц в виде маленьких монеток с весьма разнообразными изображениями и надписями; По объяснению археологов, эти вещицы употреблялись в качестве марок в разных случаях обыденной жизни; некоторые из них, имеющие на себе изображения, относящиеся к культу Диониса или к театральному делу (например, маски), могли употребляться именно в виде театральных билетов. Лица, имевшие проэдрию, в древнейшие времена едва ли нуждались в таких марках, так как были всем известны и иногда даже были торжественно провожаемы на свои места магистратами, в позднейшие же времена им, по-видимому, выдавались марки костяные.
Для поддержания порядка, тишины и благочиния между зрителями в театре присутствовали особые служители rabdoucoi или rabdoforoi, находившиеся под начальством архонта, заведовавшего представлениями, и занимавшие места в орхестре.
До половины V в. представления начинались, по-видимому, после завтрака (Афин. X, 464 а), а позднее - с раннего утра, и продолжались большую часть дня, а нередко и до вечера, так что зрители зачастую бывали в театре голодны *; поэтому неудивительно, что во время представления они подкреплялись вином и запасами, взятыми из дому или купленными тут же у разносчиков; иногда хореги или вообще зажиточные люди, искавшие расположения сограждан, предлагали им в театре даровое угощение. Для удобства сидения зрители приносили с собою подушки; для защиты от солнца служили шляпы (в позднейшие времена иногда с этой целью растягивались над театром парусинные навесы), от холода - толстые плащи, а во время дождя зрители искали убежища в ближайших портиках, храмах и т. п. местах.
и прямых указаний комических поэтов и других писателей, было очень неспокойно.
[275]
Живость южного темперамента делала зрителей чрезвычайно восприимчивыми к впечатлениям, доставляемым пьесою. Они с увлечением следили за ходом действия, часто выражая свое сочувствие или несочувствие к содержанию пьесы и одобрение или неодобрение исполнителям. «Не было публики, - говорит Ордынский (ук. ст. стр. 149), - более страшной для плохих поэтов и актеров и более увлекательной для хороших. И этим достоинством обязана она была не книжному образованию, а природным дарованиям, развитым средой, жизнью. А эта среда заключала в себе множество образовательных элементов, начиная от песней Гомера до произведений пластического искусства, на каждом шагу встречавшихся взорам афинянина. Поэтому афиняне, несмотря на то, что между ними были даже неграмотные, понимали и помнили все трагедии: иначе нельзя объяснить, почему комики так любили вдаваться в пародии трагедий... О том, как замечали афиняне малейшую ошибку актера, упомянуто выше. Этого мало. Афинская публика быстро схватывала самые темные намеки на современность, даже в Эсхилово время, когда аттическая утонченность только что начала развиваться. Приведу пример (Плут. Арист. З): Эсхил в трагедии своей „Семь вождей под Фивами" сказал об Амфиарае, мифическом лице: „Не казаться справедливым, а быть он хочет". Лишь только зрители услышали этот стих, тотчас все обратились в ту сторону, где сидел Аристид, прославившийся своей правдивостью».
Одобрение актерам выражалось рукоплесканиями (krotein, krotoV ) и криками (qoruboV), а неодобрение - свистом (surittein), шиканьем или подобными звуками (klwzein) или стучаньем ногами о скамьи (pternokopein); по свидетельству Лукиана, иногда рассерженная публика требовала даже телесного наказания для очень плохих актеров (Лук. Апол. 5; Рыбак. 33). Блестящий успех актера обозначался глаголом euhmerein, неуспех - глаголом ekpiptein (ср. наше «провалиться»). Хотя у писателей неоднократно встречаются выражения презрения к мнению толпы, но тем не менее было совершенно в порядке вещей (как бывает и теперь), что и поэты и актеры всячески старались угодить публике и заслужить ее одобрение.
A. Mueller, Buehnenalterthumer, § 20 (с подробными указаниями на древнюю и новую литературу, относящуюся к разным частным вопросам).
Сноски
Страница 274 :
* У Аристофана в «Птицах» хор птиц, обращаясь к зрителям, говорит (ст. 785 - 789): «Нет ничего лучше и приятнее, как быть птицей. Ведь если бы кто-нибудь из вас, зрители, был крылатым, то, проголодавшись и почувствовав скуку от трагических хоров, улетел бы домой, позавтракал и, насытившись, снова прилетел бы к нам».