Приглашаем посетить сайт
[183]
2. Туалет римской матроны в I веке по Р. X.
Вечером, ложась спать, Сабина покрыла свое лицо, по обычаю того времени, тестом из хлеба, вымоченного в молоке ослицы. За ночь эта мазь высохла и при пробуждении голова Сабины казалась сделанной из гипса и покрытой трещинами и щелями. Прибавьте к этому, что, раздеваясь, она сняла свои брови, волосы и зубы. Вот почему Лукиан мог писать: «Если бы кто-нибудь увидел этих дам в момент пробуждения, то принял бы их за павианов или других обезьян».
Вставши, Сабина тотчас же перешла в уборную, где ее ждали служанки. У этих рабынь, хотя некоторые из них родились в какой-нибудь деревушке Лациума, всегда были греческие имена. Одна из них - Скафион, держа в руках таз, полный еще теплого ослиного молока, осторожно снимала губкой кору, которая покрывала лицо ее госпожи и называлась катаплазмом. Когда лицо было очищено, Фиала стала покрывать его румянами и белилами. Но прежде чем
[184]
На стр. 184 иллюстрации
[185]
была ли слюна рабыни здоровой и благоухающей и жевала ли она все утро ароматические лепешки, как это ей было приказано. Ведь Фиала должна была слюной размочить румяна, которые потом накладывала на щеки своей госпожи. Коробочки с румянами помещались в двух небольших ящиках из слоновой кости и хрусталя, называвшихся греческим именем narthekia и бывших самым драгоценным предметом в уборной матроны. Кроме свинцовых белил, все остальные притирания были продуктом растительного или животного царства. В то время как Фиала была занята разрисовыванием лица, третья рабыня - Стимми - красила брови и веки какой-то жидкостью, похожей на сажу и составленной из свинца, сурьмы и висмута. Мастихея была специально приставлена к зубам. Прежде всего она подала Сабине хиосскую мастику, которую римские дамы жевали каждое утро. У нее был также в золотой чаше пузырек из оникса, наполненный уриной молодого мальчика, в которой была распущена толченая пемза. Этой смеси придавали разнообразную окраску посредством мраморной пыли; она служила для чистки зубов. Искусственные зубы Сабины были вынуты из ларчика, вычищены и вставлены в челюсти из слоновой кости, к которым они прикреплялись посредством золота. Таким образом, Марциал не совсем неправ, говоря: «Галла, ты представляешь собой сплошной обман: в то время как ты живешь в Риме, твои волосы растут на берегах Рейна. Вечером, снимая свои шелковые одежды, ты снимаешь также и зубы; 2/3 твоей особы на ночь запираются в ящики. Твои щеки, твои брови - дело рук твоих рабынь».
Вслед за тем Сабина отдает себя в руки другим рабыням, специальность которых убирать голову. В I веке нашей эры в большой моде были белокурые волосы с огненным отливом. Напрасно Сабина перепробовала всевозможные помады и едкое мыло, чтобы изменить цвет своих волос: ничто не помогало. Она уже почти решилась остричься и напялить на себя парик, как вдруг ее рабыня Напэ открыла у одного галльского парфюмера помаду. Нужно было предварительно вымыть волосы в щелоке, затем намазать их этой помадой и высушить на солнце. Эта новая проба увенчалась блестящим успехом, и волосы Сабины приобрели, наконец, желанный красный цвет. Теперь нужно было постараться убрать их как можно лучше. Каламис при помощи щипцов, нагретых на серебряной лампочке, укладывала их на висках и на лбу прядями и завитками. В то же время Псекас надушила всю прическу нардом и восточными эссенциями, которые она предварительно набирала в рот. «Приблизившись к женщине, - говорил Лукан, - думаешь, что очутился среди благовоний счастливой Аравии». После того как волосы были тщательно расчесаны и несколько пожелтели от благовоний, Кипассис,
[186]
ловкая негритянка, заплела их сзади в косу и сделала из нее на лбу род венчика, или, как тогда называли, узел, который устраивался на сто различных ладов; наконец, рабыня воткнула в него великолепную золотую булавку. Во все время причесывания никому
[187]
не приходилось исполнять более трудную работу, чем бедной Латрис. Эта рабыня должна была подставлять Сабине зеркало, то справа, то слева. Древние зеркала делались не из стекла, как наши; это были полированные пластинки из металла. Зеркало Сабины было усыпано вокруг драгоценными камнями: задняя сторона его была чеканного золота, а ручка из слоновой кости покрыта изящными украшениями; с обеих сторон его висели губки, которыми оно вытиралось и чистилось. Латрис держала зеркало в правой руке, а в левой футляр, на котором была изображена мифологическая сцена.
От волос перешли к ногтям. Кармиона с необычайной бережностью взяла руку своей госпожи и стала чистить и полировать один за другим ее ногти, употребляя при этом маленькие серебряные щипчики и ножик, который заменял в то время наши ножницы. Правильные, хорошо выровненные, розоватого цвета ногти считались необходимым условием красоты руки. Уход за ногтями тем более был тщателен, что в те времена не носили перчаток. С необычайной заботливостью старались исправить маленькие недостатки ногтя разными водами и порошками из растительных или минеральных веществ. За ногтями на ногах уход был такой же, как и за теми, что на руках. Это объясняется тем, что женщины, даже самые нарядные, никогда не носили чулок, так что ступня у них всегда была открыта: подошва сандалий прикреплялась лишь ремнями.
выбрала себе костюм, в который она хотела нарядиться в этот день, и рабыни тотчас бросились доставать его. Прежде всего Кармиона обула ее в башмаки из белой кожи. Одежда древних, благодаря своему покрою, одевалась очень легко. Сабина, приступая к своему туалету, надела нижнюю тунику, соответствующую нашей рубашке, которая была сделана из очень тонкой бумажной материи с рукавами, едва покрывавшими верхнюю часть руки. Все время, пока продолжался туалет, туника была подпоясана ниже грудей.
Кипассис развязала этот пояс и надела на грудь своей госпожи узкую повязку из пурпура, заменявшую корсет, затем она поднесла ей верхнюю тунику. Эта одежда была сделана из милетской шерсти и была ослепительной белизны. Рукава ее были короткие с разрезом спереди во всю длину и скреплялись только золотыми застежками.
ниспадала изящными складками и чтобы из-под нее виднелся только кончик ноги. Оставалось только набросить и расположить красивыми складками на левом плече Сабины и на руке большой белый плащ.
Из ларца были вынуты: ожерелье из тройной нитки жемчуга, серьги, золотые браслеты с розетками и чеканными листьями и
[188]
шестнадцать колец (по два на каждый палец за исключением двух средних). Надевши на себя все эти драгоценности, Сабина была готова для выхода. Она поместилась в своих носилках, окруженная толпой служанок и рабов, рядом с ней идет Кипассис с веером из африканских перьев. С левой стороны Напэ несет разноцветный зонтик на палке из индийского бамбука, готовая по первому знаку своей госпожи закрывать ее от солнца. Чтобы освежать руки, Сабина захватила с собой круглый кусок горного хрусталя; древние считали этот хрусталь льдом, застывшим от страшного холода и никогда не тающим. Наконец, на груди она поместила маленькую ручную змею из породы тех, которые назывались змеями Эпидавра.[1]
öttiger, Sabine, ou la matinee d'une dame romaine).
[1] Адельфазия: «Кто хочет взвалить себе на плечи множество забот, пусть только возьмет жену. Нет ничего, что могло бы причинить столько затруднений. И никогда эти затруднения не могут быть устранены и никакая попытка устранить их не удовлетворит жены. Я говорю это потому, что знаю по опыту. С самой зари и до настоящей минуты мы с сестрой только и знали, что мылись, терлись, вытирались, убирались, чистились, снова чистились, румянились, белились и наряжались; и кроме того еще каждой из нас служанки помогали совершать туалет и чиститься, да к тому же двое мужчин утомились до изнеможения, таская для нас воду. И не говорите! Боги, сколько хлопот с одной женщиной! А две, я в этом уверена, могли бы занять собой целый народ, как бы он ни был многочислен. И день и ночь беспрестанно, ежеминутно они наряжаются, моются, вытираются, наводят лоск на кожу. И в конце концов женщина не знает никакой меры и уж раз начнет мыться и притираться, то этому не будет конца. Ведь недостаточно, чтобы женщина держала себя в безукоризненной чистоте: если в ее телосложении есть какая-нибудь неправильность, она не чиста и не может нравиться...
Антерастила: Прибавь еще к этому, сестра, что к нам относятся, как к какой-нибудь соленой рыбе, которая неприятна и противна, пока ее не вымочат хорошенько в воде: иначе у нее неприятный едкий вкус, к ней нельзя притронуться. То же самое и с нами. У женщин уж такое свойство, что если им не наряжаться с большими издержками, то они не будут иметь никакой прелести».